Убийца для воровки

Во мне горела призрачная надежда, что это безумие останется навсегда, она услышит мои мольбы и будет со мной. Но мой ласковый призрак молчал.

- Говори... – потребовал я, скользя губами и животом по шелковому телу. Умопомрачительные ощущения. Но в ответ лишь насмешливое безмолвие, тишина, молчание. А я так хочу слышать ее голос.

- Зачем пришла? Хочешь, чтобы я убил заключенного быстро, без боли? - ради тебя я готов утопить в крови все королевство, только останься со мной.

Созданный моим воображением призрак молил отпустить, но я был не в состоянии разжать руки.

- Отпустить не могу... - Ну конечно, я же палач, чего еще может просить призрак в моем воспаленном сознании. – И тебя тоже. – уточнил я, крепче сжимая жертву моего одиночества.

Я всегда слыл неподкупным и честным, но сегодня соблазн был слишком велик, настолько, что я готов был поторговаться с видением и даже с самим собой.

- Но бумаги на пленника могут случайно затеряться, – предположил я. В мозгу мелькнула ядовитая мыслишка: не ждет ли меня облом, не подкинет ли воображение разочарование? Вдруг призрак сладостной ласки старается ради другого? - Кто он, тот, кого ты так защищаешь? Возлюбленный? Муж? Любовник? - с каждым словом я вонзался в нее сильнее, желая, чтобы она была моя и только моя. В приступе бешеной ревности я собирался, если надо, силой отнять у нее все то прекрасное, что она может дать.

А видение впервые ответило четко и определенно:

- Сестра! Сестра! Она совершенно невиновна, ее оболгали сваха и бывший жених! – призрак ласки просила за единственного родного человека. Не за себя, не за своего любовника, не ради мести или шкурного интереса, и эта преданность близким удивляла больше всего. - Мы не брали их денег! Не брали!

- Хех... – усмехнулся я. - И это говорит воровка. Самая честная воровка Еоля!

Поведение воображаемой ласки изменилось. Губы, с которых всего минуту назад срывались страстные стоны, теперь упрямо сжались, искаженное страстью лицо окаменело, я остановился и посмотрел на грезу.

В первый раз я увидел ее лицо, не измененное страхом или страстью, с припухшими от украденных поцелуев губами и раскрасневшимися от сладостной возни щеками. В таком виде она была пронзительно прекрасна. Ко всему этому прилагался уверенный прямой взгляд. Энока пристально смотрела в мой желтый глаз. Пораженный переменой я замер на месте, чтобы в следующий момент в абсолютной тишине прозвучал вопрос:

- Ты спасешь ее? – Для тебя все что угодно, но на что ты готова ради сестры? Взглядом спросил я и прочитал ответ в ее глазах: «На все, даже вытерпеть первый ужас королевства».

- Не за бесплатно, - бросил я, переворачивая и становясь позади ласки. Сделка так сделка, раз уж ради сладостного видения я расстаюсь с честью и совестью, свою плату я хочу получить вперед.

Дыхание сбивалось от ритмичных движений. Я не знал, откуда берутся силы, но я готов был проводить дни и ночи вот так, в ней, неистово и без устали двигаясь, ловя губами ее стоны, прижимаясь к ней, когда она выгибала свое гладкое, лоснящееся от шерсти тело.

Остановиться и нехотя с сожалением выйти меня заставили только подгибающееся под видением колени и набухшие от чрезмерных возлияний интимные прелести.

Я разочарованно плюхнулся в кресло, мужественность все также неудовлетворенно торчала. К тому же, созданная моим воображением воровка взбунтовалась против своего создателя и медленно стаскивала с кровати одеяло.

Лишая единственный глаз сказочной услады в виде разгоряченного обнаженного девичьего тела. Прежде чем дырявая засаленная тряпка закрыла обзор полностью, я заметил собственное упущение: вполне себе пышная грудь, в завитушках шелковой шерсти, так и не получила достойных возлияний в виде моих ласк.

Длинный гладкий хвост, сейчас взъерошенный, тоже скрылся от внимания, и пухлые розовые округлости, что находились под ним тоже. Громадный недосмотр с мой стороны.

Я вздохнул, пора заключить сделку с совестью и со своим сознанием, придумавшим этот соблазн и адское мучение для моих ненасытных чресел.

- Поговорим об оплате.

- Разве я недостаточно заплатила? – я усмехнулся, смахивая деньги на пол. Это вовсе не то, в чем я сейчас нуждался, мой единственный глаз жадно скользил по полуобнаженному телу, впитывая каждый изгиб, рельеф, потайную складочку

- Я ворованное золото не принимаю, – мне необходимо нечто совершенно иное, другой вид валюты, который не на каждом рынке найдешь. Почему же до нее никак не дойдет, чего я хочу?

Внезапно мое видение стало удручающе непонятливым, неужели неясно: когда мужчина смотрит на тебя подобным взглядом - это может означать только одно! Он желает тебя.

Вместо этого Энока опустила взгляд в пол и зашептала:

- Я не то имела в виду.

- Хы! – я радостно ухмыльнулся, дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. - Я тоже не то имел в виду.

- Ты забрал мою... честь, что тебе еще надо? Какая оплата?

Вот оно, торг начался. Теперь главное - не оплошать и выторговать у судьбы дополнительное время в компании видения, сводящего меня с ума.

- Сомнительное удовольствие - лишать невинности, много мороки - ноль удовольствия. – Я сделал безразличную мину, даже недовольную, когда чего-то сильно желаешь, главное не показывать виду. Весь мой пах был измазан кровью, какой правдоподобный сон.

- Я не получил ни грамма удовольствия. Испуганная женщина - это не то, чего желает мужчина. Ты ведь догадываешься, что мужчинам надо?

Ответ я получил незамедлительно,

- Золота! Я возьму в долг, мне дадут «чистые» деньги! Я заплачу за свободу сестры!

Не то чтобы в армиях Темной и Светлой империй много платили, но не до такой же степени, чтобы я только об этом и думал. Мое сознание явно решило поиздеваться. Отсутствие финансов и одиночество - постоянные спутники карьеры воина, наемного убийцы и палача, всю его сознательную жизнь не хватает то одного, то другого.

- Святая наивность! – мое терпение лопнуло, я с грохотом поставил кружку на стол, так что вино расплескалось. - Или бездонное коварство!

Что она делает, что творит? Дразнит меня? Распаляет еще больше?

- Неужели ты думаешь, что я смогу думать о золоте тогда, когда мой мужской аппетит раздразнили, не удовлетворив? Вот скажи, ты всегда, когда голодная, о деньгах думаешь? – задал я каверзный вопрос и получил ошеломляющий ответ.

- Думаю. Всегда, - призналась ласка. - О деньгах. Постоянно думаю, особенно зимой, когда кроме еды и жилья надо еще за дрова платить... Еды мало, и ты вечно голоден...

Моему удивлению не было предела: это что, такой своеобразный пинок от подсознания? С требованием запастись дровами на зиму и сохранить на черный день хоть одну монету? Мой взгляд метнулся к полной поленнице, сожжённому супу и остаткам еды на столе. Вроде бы все не так плохо.

- Я имел в виду другой голод! - рявкнул я. - Нет ничего страшнее, чем соблазнить, раззадорить, а после кинуть. Если ты хочешь спасти свою сестру, ты согласишься на все.

- Вы... вы... настолько голодны, что после нескольких блюд не насытились? – да она издевается!

- Я чертовски голоден, можно сказать, умираю, и если я вскоре не удовлетворю свои потребности... в общем, у меня есть два любимых удовольствия: жажда убийства и мужской голод. Если одно их двух не будет утолено так быстро, как хочу, то я самостоятельно добуду себе... пропитание. - Я приподнял двуручный меч одной рукой и демонстративно пару раз крутанул его, надеясь, что на видение это произведет впечатление.

- Почему вы сами не можете себя мм... покормить? - робко спросили меня. Нет, мне что, предлагают нарастить побольше мозолей на правой руке? Серьезно?

- А так невкусно... – оскалил зубы я. Ну давай же, соглашайся на сделку, становись моей на всю ночь, весь день, навсегда, помни про свою воображаемую сестру.

- Я... я... Вы не останетесь голодным, если спасете мою сестру. – Это то, что я хотел услышать. Даже воображаемые подруги подвержены шантажу, это самое действенное в мире.

- Надеюсь, потому что жажда убийства удовлетворяется гораздо тяжелее. Нужно отрубить не одну голову, чтобы она погасла. Приступай. – Я расслабленно откинулся на спинку кресла, практически развалился, широко расставив ноги.

Счастье захлестывало меня с головой, я выторговал у судьбы кусок счастья. И пусть потом от выпитого зелья у меня будет раскалываться голова и я буду мечтать сдохнуть на месте, но за одно ощущение нежных губ, обхватывающих мою напряженную плоть, не дорого и умереть. Пусть это последний сон в моей жизни, можно сказать, вечный. Я так и умру, наслаждаясь ее прикосновениями. Но оно того стоило, это не самый худший конец: отойти в мир иной, воображая себя в объятьях идеальной спутницы.

Раньше я никогда подобного не испытывал. От хлынувшего в мозг вместе с кровью адреналина закружилась голова. Возможно, это и есть агония. А я, отравленный алкогольным ядом, сейчас валяюсь на полу собственной хижины, предаваясь несбыточным мечтам.

Вместе с острой, предсмертной болью, почему-то сосредоточенной именно в промежности, внутри зародилось нечто вроде неудержимого восторга.

С губ сорвался недопустимый для грубого мужчины стон.

Острый клык, задевающий болезненную от чрезмерной чувствительности плоть, заставлял стонать и напрягаться в ожидании следующего момента сладостной муки.